Весна 45-го
Поэма

Глава 1. В окопе

1. Весна. Апрель. Год сорок пятый.
Сплошная грязь. Сложив лопаты,
Из свежих вылезли окопов.
Рукою об руку похлопав,

2. Спросили: «Долго ль до победы,
И привезут сегодня хлеба?
А то уже неделю ели
Одну лишь кашу. Надоели

3. Заместо хлеба сухари».
А с наступлением зари
Большое солнце каски плавит,
И генерал пехоту славит

4. За то, что окружили Прагу.
Вручили орден «За отвагу!»…
Посмертно… Парню лет восьми.
Погиб. Теперь уж на – возьми!

5. Его не воскресить для школы,
Для матери… Рукою голой
Я взял пригоршню жирной глины
И вспомнил, над деревней клином

6. Летели журавли, а мы
Вдвоем с отцом, задрав штаны,
На огород навоз возили,
А летом поутру косили…

7. На дальних подступах к границе
Взлетела стая черных птиц,
И отступила тишина.
За нею вслед пришла война.

8. Сегодня в бой. Не в первый раз
Мы слышим вой сирен. Приказ:
Не оставлять врага в живых
И в плен не брать. А за своих

9. Мы отомстим по полной мере,
За тех, кто пал, в Победу веря,
И кто не дожил. Так, война
Покосит нас. Ушла слюна…

10. Сухарик пересохшим ртом
Жую, глотаю, а потом
Почистить надо автомат,
Проверить кольца у гранат.

11. Такая жизнь. Передовая,
Ни спать, ни думать не давая,
Всегда нас держит начеку.
Возьму и выдерну чеку.

12. А что потом? Да нет уж, фрицы,
На наших бабах насладиться
Я вам не дам, взрывать не стану
Себя. Уснул… А ну, привстану,

13. Неровен час, здесь околеешь.
Эх! Кипяточку! Вот побреешь
Бывало рожу с утреца,
И десять лет долой – юнца

14. Ты в зеркале узрел. Бывало…
Чегой-то рота наша встала.
Небось, опять идти в атаку.
Эх, кипяточек… Отдых – плакал.

Глава 2. Атака

15. Да, нас подняли по тревоге.
Очухались, размяли ноги,
Проверили боекомплект
И стали ждать сигнал ракет.

16. Нам объяснили: за рекой
На нас свинцовою стеной
Обрушит фриц свою «любовь».
«Тяжелый день. Большая кровь.

17. Сейчас на каждого бойца
Страна надеется. Отца,
Детишкам батю сохранить,
Но фрица надобно добить.

18. Все поняли? Тогда за дело!»
За Родину душой и телом
Мы бросились косить врага.
И пеной вскрылись берега

19. Родной реки, когда в атаку
Рванула рота. Каждый плакал,
Но плыл и каждый ждал, когда
Пройдет открытая вода.

20. Ведь мы на глади, словно мухи,
Один снаряд, и дырки в брюхе
Наделает ребятам враз.
Как страшно… Но «Вперед!» приказ!

21. Вода, вода, кругом вода.
Пропали силы. Так, еда,
Что вечером нас накормили…
Гребу, и руки от усилий

22. Уже не слушают меня,
А враг еще поддал огня.
Свинцовый град я видел сам.
С рекой спаялись небеса.

23. Уже не видно, кто плывет,
Кого снарядом разорвет.
А только грохот. Что есть мочи
Я припустил. Доплыл. За кочкой

24. Припал к земле. Лежу, затих.
А в голове опять – комбриг
Кричит: «А не Москва ль за нами!..»
Тогда мы были пацанами,

25. Еще не ведали войны.
Теперь же мы на все сильны:
Москву отбили, Ригу взяли…
Погреться б в теплом одеяле…

26. «А ну вставай! А ну вперед!»
Из нашей роты только взвод
Остался после переправы.
А речка сделалась кровавой,

27. От наших тел вся в островках.
Сжал крепче автомат в руках,
Ну, берегитесь, за ребят…
Я не пожадничал гранат,

28. «Окучил» ДЗОТ, потом добавил,
Еще одной «салат приправил» -
Я враз из фрицев «сделал фарш».
Отведайте «хлеб с солью» наш.

29. Я подошел, чтоб посмотреть,
Насколько я там разворочал:
От блиндажа осталась треть,
И фриц от боли рожу скорчил.

30. А я его прикладом в лоб.
И мне совсем не стало жалко.
Он сотню ребятишек в гроб
Отправил. Я его бы палкой

31. Нещадно бил, пока он сдох.
От злобы я совсем оглох.
«Вперед! В атаку!» - закричали.
И пулеметы заворчали

32. Со всех сторон наперекрест.
Когда вам, бляди, надоест,
Когда вы захлебнетесь кровью.
Я «газанул» по ним с любовью…

33. Подсела парочка врагов.
Видать, я им живот «поправил».
Я подошел, и пнул ногой,
И каждому под дых добавил.

34. А слева наши пацаны,
Уже хлебнувшие войны,
Штыками припороли фрица
К его родной-чужой земле.

35. Его рука скребла землицу.
Все, отстрелялся на войне.
А мы секунду посмотрели,
Как его щеки побелели,

36. И снова ринулись в атаку.
В душе, конечно, каждый плакал,
Нам тошно было убивать,
Но по себе давать стрелять

37. Мы тоже как-то не хотели –
Ведь мы не в тире, мы – не цели.
Пришел, фашист незваный, в дом,
Так упокойся здесь же, в нем…

Глава 3. Рана

38. Я наклонился над бойцом,
Как кран подъемный, вниз лицом.
Чуть спину распрямить хотел,
Как чую, дернулся прицел,

39. И смерть метнулась от врага.
Ее косматые рога
Вонзились мне над правой почкой.
Я удивленно сел на кочку:

40. Откуда боль, откуда кровь?» -
Я щупал рану вновь и вновь.
На окровавленную руку
Смотрел. И вдруг такую скуку

41. Я ощутил, что просто лег.
И все вокруг мне стало сниться:
Весна и осень, первый лед,
И черный грач на снег садится…

42. Не грач, а ворон… Черный ворон…
Клюет… Не видно, что клюет…
Я подлетел… Застыл над «кормом» -
Из человека кровь он пьет…

43. Я стал кричать, хотел спугнуть
Дурную птицу с человека.
Хотел ее ногою пнуть,
Но бесполезно… «Скачет веко!

44. Еще живой он! В медсанбат!
Живей! Живей его, ребята!».
Стянулся мир в сплошную точку…
Меня подняли с грязной кочки

45. И понесли куда-то в тыл.
А я над ними сверху плыл
И удивлялся, почему-то
Я там лежал совсем согнутый,

46. Не шевелился, не дышал…
Там тело… Я-то кто?… Душа?!…
Вот ни хрена себе задача…
Я обнаружил – громко плачу,

47. И слезы холодом стекали
На тех, кто снизу. Те кричали,
Что упускают, мол, меня…
«Эй, ты, не спать!». Опять возня,

48. Меня пытались разбудить:
Трясли за плечи, дали пить.
А я не спал – на них смотрел.
Ко мне товарищ подлетел

49. И так спросил: «Ты что, живой?
А как же здесь паришь со мной!».
Я снова жутко испугался.
«Конечно, жив, он оклемался!» -

50. Еще один был в нашей стае.
«Ребята, я не понимаю…» -
Промямлил я, смотря на них.
«Поймешь, когда настанет время».

51. Я оглянулся: много их –
Парит израненное племя.
И все они чего-то ждут,
И все спокойные такие.

52. А я один – ни здесь, ни тут…
Вот санитарочки лихие
Уже «разделали» меня,
Со спиртом влили мне огня.

53. Я ощутил, что мне теплее.
«Ну, возвращайся, ну, смелее. –
Мои парящие друзья
Сказали мне, что так нельзя,

54. Что надо твердо мне решить -
Не умирать, что надо жить. -
Успеешь к нам, ты молодой!».
А врач, умыл лицо водой,

55. Сказал: «Теперь он будет жить.
Налей ему еще попить.
Пускай поспит и отдохнет,
К утру в себя, даст Бог, придет».

56. А я почувствовал, как сила
Меня над телом поносила
И снова втиснула в него.
Потом – не помню ничего.

57. «Привет, браток! Ну что, окреп?
Вот твой паек: здесь сало, хлеб.
Поесть бы надобно немножко».
Смотрю, в палате я с окошком.

58. А наверху, у потолка,
Узрел «парящего братка».
Он мне сказал: «Я так решил».
И с остальными поспешил

59. Куда-то вдаль… Я обалдел.
«Наверно, так давно не ел,
Раз вещи чудятся такие», -
Сказал я вслух. «Ты что? Какие? –

60. Небось, немножко полетал?
Поверь, я кое-что видал», -
Ответил доктор и добавил:
«Быть может, это против правил,

61. Но так бывает иногда:
Ты умираешь, но когда
Судьбой начертано другое,
То рано думать о покое.

62. Бывает, выпрыгнешь из тела,
Душа-то вроде отлетела,
Но рано ей, еще не срок.
И - снова в тело. Н-да-а, урок…

63. А, в общем, рана не смертельна.
Режим тебе блюсти постельный
Неделю, а потом вставай».
Я смел предложенный сухпай

64. И так уснул на теплой койке.
Во сне же мне влепили «двойку»
За то, что встал я в полный рост.
Вдали мерещился погост…

Глава 4. В селе

65. «А ну-ка, бабка, дай-ка чаю!»
«Моя твоя не понимайт».
«Дай чаю! Я кому сказал?»
И на руках ей показал,

66. Как вроде бы вода кипит,
Как чаем он в нее сорит.
Потом отпил, потом причмокнул.
А убедить - затвором щелкнул.

67. «Ну что, понятно? Кипяточку
Дай для чайку». Оставил точку
От автоматного дула
На лбу у бабки - поняла.

68. Нарезала еще и сала,
И хлеба тоже наломала.
И вот чего совсем не ждали,
Явился шнапс – обмыть медали,

69. Что за деревню утром дали.
Погиб Петруха… Мы-то взяли
Три дома и поганый ДЗОТ.
Гад, покосил он… Ешкин кот…

70. По рюмочке мы пропустили
И, враз согревшись, загрустили.
«Скажи нам бабка, в кой же век,
Ты вроде тоже человек,

71. Откуда ж выродки взялись,
Что на Россию поднялись.
Ты что же им не говорила,
Что их в России ждет могила -

72. Твоих поганых пацанов.
Ты ль не стирала им штанов?
Не жалко что ли сыновей?
А ну, Васек, еще налей».

73. Она стоит и смотрит так,
Мусоля тряпочку в руках.
Не говорит, не понимает,
А лишь с улыбкой нам кивает:

74. «Яволь, яволь». Хрен разберешь.
«Эй, бабка, ты чего несешь?
А дочки на деревне есть!?
Хочу пощупать». «Эй, не лезть!» –

75. Сказал с улыбкой пьяный ротный
И обмахнул рукою потный
От сытости и спирта лоб.
«Эй, бабка, не пора ли в гроб

76. Всей вашей сволочи до кучи?» -
От злости ротный челюсть скрючил
И замолчал: припомнил, как
Дочурку вынес на руках

77. Из разбомбленного сарая.
Она была еще живая,
Но от осколка во всю грудь
Была на теле борозда.

78. «Ах ты, фашистская пизда!
Дай автомат, хочу стрельнуть».
Он в небо выпустил рожок,
Жал на курок, пока не взмок.

79. И, отдышавшись, вновь заплакал.
«Я умираю, слышишь, папа?» -
Ее последние слова.
Опять, заклинив, голова

80. Трещит, как ржавая граната.
«А ну-ка наливай, ребята!
Помянем всех, кто не дожил,
Кого поганый фриц сложил

81. В сырую землю штабелями».
Немецкий пес, хвостом виляя,
Пришел по запаху еды.
Сидим в предчувствие беды…

82. И бабка тоже испугалась,
Видать, чужая поняла,
Что зря безумно улыбалась.
Простилась и в сарай ушла.

83. «Слышь, ты, а там в сарае
Наверно, свинки пожирают
Остатки жмыха и картошки.
Растут, пока их держат ножки.

84. Я помню, до войны у нас,
Еще сынок мой в первый класс
Ходил. Так вот, тогда, бывало,
Завялим мы такого сала,

85. Что слюнки ведрами стекали.
Мы сало водкой запивали,
Ты ж понимаешь, что без водки,
Какая, на хрен, там еда,

86. Так, баловство. Сейчас беда.
Чего уж сало, хоть селедку
Ложили б в пай нам иногда.
Вот мир наступит, как всегда

87. Я выращу в деревне свинку
И сало мягкое со спинки
Нарежу тонкими ломтями»…
А пес скребет сарай когтями.

88. «Послушай, кто-то там в сарае.
Иначе, что так пес копает?
Васек, сходи-ка ты проверь.
Егор, прикрой, смотри за дверью».

89. Они открыли дверь в сарай.
За ними пес вбежал и с лаем
Он к дальней кинулся стене.
Они всмотрелись. Там, в копне,

90. Зарывшись в сено, парень плачет.
Вот это да! Вот так удача!
«На свет его! Во двор давай!
Давай посмотрим, кто такой.
Давай допросим и узнаем.
А ну-ка, пни его ногой!»

91. Толстенный фриц в фашистской форме,
Трясясь, к нам выполз из копны.
«Во, отожрал на сытном корме!
Смотри, ему малы штаны!»

92. «Так что решаем, будешь, гад,
О том, что знаешь, говорить?»
«А, может быть, его побить?
Тогда расскажет – будет рад».

93. «Давай немножко так придавим,
А промолчит – еще добавим.
Я чую, он, гаденыш, знает,
Зачем же прятался в сарае?».

94. Мы с пареньком «поговорили»,
Ребят убитых «обсудили».
Потом, когда устали бить,
Решили просто – шнапс допить.

95. «А парень пусть идет в копну,
А не уйдет – так знай, стрельну».
И бабка кинулась к сараю
Его упрятать. «Я не знаю,

96. Наверно, надо мне остыть
И попытаться все забыть.
Уже недолго до Берлина».
На сапогах засохла глина

98. «Я никому не говорил:
Ни внукам, ни дитям, ни сестрам,
Я думал: унесу в могилу
Ту память. Это сделать просто…

99. Но вот минуло столько лет,
Что мои внуки повзрослели,
Все помню: мира мы хотели.

100. Так надоела нам война,
Так мы тогда ее прокляли…
Всегда холодная вода
Мне снится в теплом одеяле…»