| АНТИФАШИЗМ | 10100100010011011 |
 |
| 101001000100110111001 |
| АНТИФАШИЗМ | 10100100010011011 |
|
| 101001000100110111001 |
Сенсационные подробности из жизни государственного деятеля и поэта.
Публикуя в 12 номере нашей газеты материал по русско-еврейскому вопросу «Двести лет вместе? Нет, больше тысячи!», мы предполагали, что к нему будет проявлен читательский интерес. Но мы и представить себе не могли, что этот интерес будет шквальным!
Поэтому есть смысл продолжить тему, вновь обратившись к политологу Глебу Вещаеву, заместителю генерального директора Центра информационных технологий «КРАСС».
- Все знают Гавриила Романовича Державина, как выдающегося русского поэта. Слушавшего юного Сашу Пушкина на выпускном экзамене в Царскосельском лицее. Вспомним пушкинское: «Старик Державин нас заметил И, в гроб сходя, благословил».
Но немногие знают, что в свою пору – 18-19 века – Державин был известен России как государственный деятель. Воистину – в настоящей поэзии и умной политике немало общего!
И ещё менее известно то, что определёнными кругами и с определённой целью Державину было припечатано имя «фанатического юдофоба» и тяжёлого антисемита.
Лауреат Нобелевской премии Александр Исаевич Солженицын в своей книге «Двести лет вместе» блестяще доказал, что таковым Державин никогда не был и быть не мог. Более того: он всемерно помогал этому народу. И даже оклеветавшего его еврея благородно вытащил из тюрьмы.
А дело было так. В эпоху царствования императора Павла в Белоруссии разразился «самый сильный голод, что питались почти все пареною травою, с пересыпкою самым малым количеством муки или круп»; крестьяне «тощи и бледны, как мёртвые». Это свидетельства самого Державина, который, разъезжая по губернии, железной рукой пресёк голод, проведя своего рода продразвёрстку, и привёл в страх не только польских князей и графов, но и их еврейских ставленников, руками которых осуществлялся грабёж народа. Вот бы эту решительность Гавриила Романовича Державина нынешним российским властям, которые равнодушно взирают на новоявленных еврейских олигархов, бесстыдно терзающих ещё недавно великую державу!
Но вернёмся к Державину. Как отмечает Солженицын, многие злоупотребления польских помещиков и еврейских арендаторов Державин описал во «Мнении об отвращении в Белоруссии голода и устройстве быта Евреев», которое и подал ко вниманию императора и высших сановников государства.
Державин чётко определил, что изнурение крестьян происходит оттого, что
[!!] «помещики, отдавая на откуп Жидам в своих деревнях винную продажу, делают с ними постановления, чтобы их крестьяне ничего для себя нужного нигде ни у кого не покупали и в долг не брали, как только у сих откупщиков (втрое дороже), и никому из своих продуктов ничего не продавали, как токмо сим Жидам же откупщикам … дешевле истинных цен».
И так
[!!] «доводят поселян до нищеты, а особливо при возвращении от них взаймы взятого хлеба… уже конечно должны отдать вдвое: кто же из них того не исполнит, бывают наказаны…отняты все способы у поселян быть зажиточными и сытыми».
Не правда ли, великолепная проекция на разрушительную деятельность Международного валютного фонда, ярмом которого убогая россиянская «дерьмократия» накрыла нашу с Вами страну, сделав заложниками наших с Вами детей и внуков?
Впрочем, опять вернёмся к Державину. Проведя блестящий анализ ситуации, умный Гавриил Романович не торопится с «репрессивными» выводами, которых от него ждали противники власти еврейских кагалов, в частности И. Франк и другие. В записке генерал-прокурору Державин рассуждает:
«Трудно без погрешения и по справедливости кого-либо строго обвинять. Крестьяне пропивают хлеб Жидам и оттого терпят недостаток в оном. Владельцы не могут воспретить пьянства для того, что они от продажи вина почти весь свой доход имеют. А и Жидов в полной мере обвинять также не можно, что они для пропитания своего извлекают последний от крестьян корм».
Небезосновательно жёсткому противнику евреев Франку великодушный русский человек Державин сказал:
«Раз Промысл сохранил до сих пор этот маленький рассеянный народ, то и мы должны позаботиться об его сохранении». И эту же мысль, развив её, Державин выразил в своём докладе. За эти наблюдения и выводы Державину и припечатали то, о чём я сказал в самом начале.
А между тем, как пишет о Державине Солженицын, никакой исконной предвзятости к евреям у него не было, всё его «Мнение» сформировалось в 1800 на фактах разорения и голода крестьян, и направлено оно было к тому, чтобы сделать добро и белорусскому крестьянству и самому еврейству – расцепив их экономически и направив еврейство к прямой производительности.
А дальше события развивались почти как в детективе.
В Сенате началось расследование жалобы на Державина. Жалобы, организованной и переданной в Петербург еврейскими кагалами. Якобы на винокуренном заводе в Лиозно, Державин
[!!] «смертельно бил её (еврейку) палкою, от чего она, будучи чревата, выкинула мёртвого младенца».
Изумлённый Державин отвечал:
[!!] «быв на том заводе с четверть часа, не токмо никакой жидовки не бил, но ниже в глаза не видал».
И порывался быть принятым императором:
[!!] «Пусть меня посадят в крепость, а я докажу глупость объявителя таких указов… Как вы могли…поверить такой сумасбродной и неистовой жалобе?»
Примечание Солженицына:
[!!] «Еврея, писавшего за женщину ту ложную жалобу, приговорили на год в смирительный дом, но через 2-3 месяца, уже при Александре, Державин, как он пишет, «исходатайствовал ему свободу из оного».
На этом «детектив» не заканчивается.