Русь Великая

Без разрешения dazzle.ru использование материалов запрещено. Ставьте, пожалуйста, гиперссылку.

Подписка на: журнал «Организмика», газету «Пенсионер и общество».

Книги: Организмика – фундаментальная основа всех наук. Том I-III, Впервые на Земле, История возникновения мировой цивилизации, Книга Ра, Языки мира, История славян русов, Славянская энциклопедия, Энциклопедия свастических символов, Энциклопедия Организмики.


Степан Петрович Крашенинников – исследователь Камчатки

Публикацию подготовила Светлана Макарова

1. Он учился вместе с Ломоносовым

Совсем мы забыли о нём. А ведь большая это несправедливость. Человек и учёный он был замечательный. Его книга жизни «Описание Земли Камчатки» стала важнейшей вехой в истории науки и вскоре после смерти Степана Петровича была издана в нескольких странах Европы. Жаль, не увидел он своей книги – так начинает свой подробный рассказ о Крашенинникове автор книги «Открыватели» Леонид Репин.

Степан Петрович Крашенинников
Степан Петрович Крашенинников.

После отчаянных походов первых землепроходцев интерес к самой дальней окраине земли Российской пробудился необычайный. И государь Пётр Первый, давно помышлявший о точнейшем познании северных русских земель, особливо Сибири, перед кончиной предначертал путешествие на Камчатку, дабы оттуда обозреть северные берега Сибири.

О том сказано в предисловии к третьему изданию «Описания Земли Камчатки», составленном Степаном Крашенинниковым: «До сих пор Академия наук не имела ещё участия в производимых путешествиях. Но когда назначена была так называемая вторая камчатская экспедиция, и когда одна часть путешественников, под управлением Капитан-Командора Беринга, долженствовала совершать плавание от Камчатки к берегам Америки, а другая ехать сухим путём в Камчатку через Сибирь, тогда потребовалось содействие Академии…»

Профессор Иоганн Гмелин был одним из главных предводителей сего сухопутного путешествия, совокупно с профессором Герардом Фридрихом Миллером. В помощь им было придано пять студентов, в их числе – Степан Крашенинников, коему суждено после того путешествия прославить своё имя и стать одним из самых выдающихся исследователей в истории русской науки.

Вот и думаешь сейчас, спустя четверть тысячи лет: какую смелость надо было иметь, чтобы безоглядно пуститься на другой край земли, не ведая, что ждёт тебя там! Какая преданность науке нужна, чтобы отрешиться от всего дорогого, привычного, кажется, уже неотъемлемого в твоей жизни! Ведь это сейчас всего несколько часов нужно, чтобы пролететь над облаками через Россию, а тогда путь из столицы в Камчатскую землю отнял у Крашенинникова долгих четыре года…

Он родился в Москве в тот самый год, когда в далёкой Камчатской земле от злодейской руки пал Атласов. Спустя много лет Крашенинников прошёл за ним – след в след и дальше ещё, по всей Камчатке, описал её и людей, в ней обитающих, закрыл «белое пятно» на карте России.

О детстве и семье Крашенинникова почти ничего не известно. Известно только, что родился он в Москве, что семья была самая что ни на есть простая, бедная, отец в солдатах – понятное дело, помогать не мог, а для мальчишки оставалось только одно – пройти дорогой отца. Но, видимо, незаурядные способности он обнаружил, если в тринадцать лет поступил в Славяно-греко-латинскую академию, несмотря на строжайший запрет Синода «помещиковых людей и крестьянских детей, также непонятных и злонравных, отрешить и впредь таковых не принимать».

Вышло, однако, так, что проложил Крашенинников путь своему одногодке Михайле Ломоносову, поступившему в ту же академию на семь лет позже. Пути их пересеклись, и какое-то время они учились в академии вместе.

Крашенинников в числе лучших закончил учёбу. Но в тех науках, к которым тяготел больше всего – в истории, географии, физике, – знания, подносимые в академии, оставляли желать много лучшего. Академик Готлиб-Зигфрид Байер, экзаменовавший Крашенинникова и его товарищей в Академии наук, отметил хорошее понимание «логики артистотелической», а о благоприобретённых знаниях молодыми людьми в области физики сказал в растерянности: «представления их так стары и непорядочны и в терминах так смешаны, что я и сам того разобрать не мог».

Но это ничего. Время у Степана Крашенинникова – всё впереди. И он сам, своими усилиями постигнет науки.

У всех пятерых студентов, приданных экспедиции, судьба сложилась по-разному, что даст повод Ломоносову сказать позже с горечью: «…из коих удался один Крашенинников, а прочие от худова присмотру все испортились».

2. Терпел нужду, но изучал Камчатку

Санкт-Петербург экспедиция оставила в 1733 году. Путь предстоял дальний – через всю Российскую землю – от Балтийского моря к Охотскому, к которому первым из русских вышел Иван Москвитин.

В дороге Крашенинников продолжал учиться – по книгам, что взял с собою, а главное – у профессора Гмелина, дававшего тайком от Миллера, их начальника, лекции. Отчего-то очень не нравилась Миллеру та ненасытность, с которой Крашенинников относился к учёбе. Был Миллер ненамного старше всего на шесть лет, и уж давно в профессорском звании, и в Крашенинникове видел способного недоучку. Вот Гмелин, таясь, и учил Крашенинникова географии.

Ещё больше учила дорога. Просторная земля, словно бы раскатывающая карту на глазах у него, смотревшего пытливо и вдумчиво; люди, чей образ жизни и обычаи открывали столько такого, о чём он прежде и не помышлял.

Крашенинников описывает свой путь со всеми подробностями, не упуская сколько-нибудь важных для науки деталей, и уже теперь обнаруживает задатки будущего большого географа. Он вникает в быт встреченных по дороге людей и так живописует его, что и сомнений не оставляет: вскорости вырастет из него и крупный этнограф.

Наблюдает он вдумчиво и обстоятельно и опыт в дороге через Сибирь приобретает такой, который после путешествия по Камчатке позволил написать незабвенную книгу, что займёт виднейшее место в русской науке.

В Охотске, куда он добрался уже один – без Гмелина и без Миллера – дальше Нерчинска да Якутска они не попали, Крашенинников повстречался с экспедицией Беринга.

4 октября 1737 года «Фортуна» выбрала якорь и вышла в открытое море. В глубокой задумчивости глядел Степан Крашенинников в ту сторону, куда, словно стрелка компаса, указывал плавно покачивающийся бушприт корабля. Где-то там, за ускользающим горизонтом, непостижимым, будто мечта, лежала Камчатка…

Пришла первая его зима на Камчатке – холодная, снежная, жизнь в остроге утихла, а Крашенинников продолжает метеорологические обсервации, совершает дальние поездки по полуострову, сочиняет историю завоевания края, историю народа камчатского. А по весне небольшой огород – посеял репу, редьку, ячмень и горох – интересно, как они здесь пойдут, в этой глинистой, похожей на ил земле. Наблюдения ведёт тщательные и всё подробно записывает.

Сам живёт кое-как, терпит нужду. Жильё кое-какое – каморка, пристроенная к чёрной избе. Зимой в ней угарно, студёно – своей печи нет, а тепло идёт только от окна чёрной избы. Если писать надо – великие трудности – чернила в лёд обращаются, пальцы дубеют, чужими делаются. То и дело в избу к хозяевам бегать приходится – отогреваться у печки…

О Камчатке сведения собирает неустанно – о её земле, деревьях и травах, о зверях, птицах и рыбах, о людях и их вере, обычаях, о том, какие у них бывают праздники, как свадьбы играют. И пишет про всё так, будто родился здесь и всю жизнь прожил на этой земле.

Он много ездит, собирает коллекции растений и рыб, из птиц сам же делает чучела – столько дел, что удивительно даже, как всё успевает. В каждодневных трудах – день за днём, открывает он край, совершенно ещё не исследованный…

Терпеливо он наблюдает за морскими приливами, отмечая время и высоту подъёма воды. Составляет таблицы, в которых все измерения детально расписаны, прослеживает связи с лунными фазами. На речке Начиловой охотится за речными жемчужницами, со свойственной ему наблюдательностью описывает найденные раковины и жемчуг, что в них отыскал: «Жемчюг не во всякой раковине находится, а в которых есть, в тех находится по 5, по 7 и по 9 жемчюжин, из которых две бывают побольше, а прочие одна одной меньше. Такого жемчюгу сколько собрать мог из целого мешка раковин, послал при сем к вашему благородию». Ждал Крашенинников Гмелина с Миллером, по-прежнему хлопотал о хоромах для них, а они что-то не спешили ехать к нему. Видно, заняты оба чрезмерно…

3. О вреде Миллеров и Стеллеров для России

В конце сентября появились профессор Делиль де ла Кройер и адъюнкт Георг Вильгельм Стеллер. Господин профессор без лишних разговоров стал в новой избе Крашенинникова, которую тот своим коштом строил, только что распорядился выдать из казны ему деньги, что она стоила. Даже и амбар незаконченный отобрал, где Крашенинников держал приборы. Но это всё ничего ещё, если бы не инструкция Миллера и Гмелина, которую привёз с собой Стеллер.

Через неделю после прибытия Стеллера Крашенинников получил от него письмо, где говорилось об этой инструкции: «…велено при приезде моем в Большерецкий острог принять вас в мою команду и пересмотреть у вас всякие вами с приезду вашего на Камчатку по сих пор чиненные наблюдения и исследования…которые мне сомнительны покажутся ваши наблюдения те исправить, чтоб никакого сомнения не осталось».

В страшном смятении читал Степан Крашенинников это письмо… Четыре года непрерывной, тяжёлой работы, четыре года лишений всяких – и теперь всё накопленное трудом – отчёты и описания, всё отдать господину адъюнкту!

За что же господа Миллер и Гмелин с ним так обошлись? Пытался припомнить Крашенинников, чем мог досадить профессору Миллеру, - чувствовал, от него всё это идёт. Вот и в Сибири запрещал заниматься с Гмелиным географией… Боялся он, что ли, чего-то…Только чего? Что безвестный и безродный студент может сравняться с ним знаниями? Или беспричинно возникла в нём неприязнь? В жизни всяко бывает…

Так или иначе, а труды свои Крашенинников Стеллеру передал. Не мог не передать.

Всё теперь для него изменилось. Раньше был сам себе голова, что считал нужнее всего, то и делал в первую очередь, а отныне каждый шаг надо делать с оглядкой, с соизволения господина адъюнкта…

Только однажды, после приезда Стеллера, удалось вырваться за стены острога и собрать ценные сведения об оленных коряках. Пожил в Нижнем Камчатском остроге, потом в Верхнем, наблюдал землетрясение, о котором оставил подробную запись: «…как мы отобедали, и всякой к своим санкам пришли, то вдруг как от сильного ветра лес зашумел, и земля так затряслась, что мы за деревья держаться принуждены были, горы заколебались, и снег с оных покатился. Означенного трясения приметили два вала, из которых один около минуты продолжался, а другой, который вскоре за первым следовал, очень скоро прошёл, а больше того дня ничего не приметили…».

Чуть позже описал так же извержение Толбачика – и всё в дороге, занимаясь другими делами. А время меж тем на Камчатке было неспокойное, без сильной охраны из острога далеко не уйти, то и дело доходили слухи о нападениях местных людей на русских купцов и служивых. Послал было Крашенинников своего человека купить у людей местное платье, а тут стало известно, что возмутились сидящие коряки, напали на купеческий обоз и всех перебили. Заволновался Крашенинников за жизнь посланного человека и спешно отправил вдогонку письмо с наказом возвращаться не мешкая.

А коллекцию одежды – мужской и женской – для кунсткамеры всё же собрал. И знатная, надо сказать, получилась коллекция!

И вот Крашенинников снова в Большерецком остроге. Трудно сказать, какие отношения сложились у них со Стеллером, но, судя по всему, неуютно жилось теперь Крашенинникову.

Десятого марта 1741 года подаёт он очередной рапорт господину адъюнкту и в тот же день получает необычайно скорый ответ – приказ, ордер, согласно которому студент Крашенинников не позже лета должен оставить Камчатку. И пусть не забудет оставить под расписку все книги, инструменты и собранные материалы, которые прежде по каким-либо причинам не сдал.

И снова под ногами качается палуба. Мерно ударяя форштевнем крутую волну, стремится галиот «Охотск» на всех парусах к берегу, к городу с таким же названием. К городу, который Степан Крашенинников оставил четыре года назад.

Через полтора года он был уже в Петербурге. Совсем не тот теперь человек Степан Крашенинников. Десять лет странствий закалили, умудрили его. Он и раньше-то знал, почём фунт лиха, – с детства привык к лишениям, а после сибирских дорог в оба конца, после мытарств на камчатской земле познал жизнь и во многих других её проявлениях. Он оставил Петербург молодым человеком, студентом, которому ещё предстояло постигать науки, а вернулся зрелым мужем и серьёзным, набравшим огромнейший опыт исследователем.

Главную работу своей жизни он уже сделал, но и много дел было ещё впереди. Нужно оформить весь многолетний труд, свести его в книгу. В 1745 году его произвели в адъюнкты, но лишь через три года Академия наук поручила ему обработку его же собственных, собранных на Камчатке материалов. Теперь Академия возвращала всё, что он наработал, и рекомендовала поторопиться всемерно. Тому сопутствовали события важные и неожиданные.

У Крашенинникова работа шла споро. Приводил он в порядок не только свои дела, но и те, что остались в наследство от Стеллера и от де ла Кройера, в коих также было поручено ему разобраться. О работе, проделанной поэтапно, докладывал в Канцелярию.

Труд он задумал капитальный, глубокий, чтобы все стороны земли камчатской представлены были. Её географическое положение, её реки, её острова, приливы и отливы, на ней случающиеся. Климат, рыбы, птицы и звери, в ней обитающие, огнедышащие горы её и горячие ключи, травы и коренья, в пищу употребляемые, камчатские народы с их обычаями – с пирами и забавами, их оружием и всяческими военными хитростями, со сведением дружбы и со свадьбами, с родами жён и именами мужскими и женскими, с болезнями и их лечением… Вся жизнь земли, исхоженной Степаном Крашенинниковым вдоль и поперёк, вся жизнь народа её – с момента появления на свет и до последнего вдоха, всё как есть должно быть описано в этом труде!

В 1752 году он начал четвёртую, последнюю часть «Описания Земли Камчатки». Материала было великое множество, и писал он быстро и с удовольствием. Задуманный план воплощался с каждой строкой, написанной ровным и чётким почерком. Уж виден конец был, когда Крашенинникову понадобились материалы якутского архива, находившегося в ведении Миллера. Несмотря на запросы, Миллер отчего-то их не давал…

Академия торопила Степана Петровича, он упрашивал Миллера, а тот отмалчивался и нужные бумаги держал при себе. Как будто и не к нему все эти просьбы. Как ни противился Крашенинников такому своему решению, пришлось обратиться в академию с просьбой безотлагательно вытребовать у Миллера необходимый архив. Только после этого получил то, что хотел. Вернее – то, без чего не мог обойтись.

И вот последний, покрытый лёгкой вязью лист. Последняя строка. Точка. Труд завершён. Как на крыльях летит Крашенинников с ним в академию. Рукопись сразу же дают на отзыв.

Михайла Васильевич Ломоносов очень быстро отписал несколько строк, но в них было всё! Зато Миллер написал много. Сделал кое-какие полезные замечания, а больше было придирчивых, мелочных, местами даже и грубоватых. Очень не нравилось Миллеру, что Крашенинников позволил себе усомниться в некоторых сведениях, которые в своё время дал ему Миллер. А как же к ним, явно неверным, сомнительным, найденным через вторые руки ещё отнестись? Миллер на Камчатке никогда не бывал, а он, Крашенинников, обошёл и обследовал всю её. К тому же, и не студент он давно уже, которому можно приказать, можно, если что, и окрикнуть – Степан Петрович Крашенинников в 1750 году сам был избран профессором ботаники и прочих частей Естественной истории. Очень не хочется Миллеру с этим считаться, а всё же придётся.

Крашенинников и сам в высшей степени требовательно, временами и придирчиво даже относился к своей работе. Целые главы переписывает, добиваясь всё большей ясности и выразительности. Неустанно вписывает целые эпизоды, новые страницы и беспощадно выкидывает то, что, по его мнению, сделано недостаточно хорошо. Работу проделал такую, что многие потом удивлялись, как это он сумел столько сделать один…

И вот, наконец, всё улеглось. Родилась книга необыкновенная, раскрывающая всевозможные стороны жизни народа, земли с их особенностями, о которых прежде не знали. Земля Камчатская открывалась во всём своём удивительном многообразии – с географией, историей, этнографией, с истинным состоянием дел в пору бытности на ней Крашенинникова.

Книга эта стала виднейшим памятником русской науки 18 века, поскольку не было до неё труда, приближающегося к ней по широте, по глубине исследования в дальних окраинах, приведших ко множеству открытий.

И к главному, конечно, открытию – земли, о которой не то что в просвещённой Европе, а даже и в России самой ничего фактически известно не было. И к открытию народа этой земли. И всё сумел поднять он один – москвич Степан Крашенинников.

Даже и сейчас книга остаётся глубочайшей, фундаментальной работой, нисколько не утратившей для нас своей ценности.

Это ли не хвала, не благодарность замечательному человеку, жившему в такой временной дали от нас…

Как жизнь его дальше сложилась…Жилось ему неспокойно и очень небогато. Вместе с Ломоносовым громил он Миллера, которому вздумалось написать «Происхождение народа и имени российского», где упомянул о том больше, что лишь к бесславию народа служить может – уж слишком однобоко и совершенно несправедливо пытался подать он историю, не говоря уже об искажении исторических фактов. Этого Крашенинников с Ломоносовым никак снести не могли.

А о том, как жила семья великого путешественника и учёного, написал, иносказательно правда, в одной из своих комедий замечательный современник его – Александр Петрович Сумароков: «А честнова-то человека детки пришли милостыни просить, которых отец ездил до Китайчетова царства и был в Камчатном государстве, и об этом государстве написал повесть; однако, сказку-то ево читают, а детки-то ево ходят по миру; а у дочек-то ево крашенинные бастроки, да и те в заплатах – даром что отец их был в Камчатном государстве; и для того-то что они в крашенинном толкаются платьи, называют их крашенинкиными».

Умер Степан Петрович 12 февраля 1755 года, всего сорока трёх лет, в день, когда был отпечатан в типографии последний лист «Описания Земли Камчатки». Болел долго и, видно, из последних сил ждал той страницы.

Она завершила его книгу и жизнь.


Ссылки по теме:

на начало