Русь Великая |
Без разрешения dazzle.ru использование материалов запрещено. Ставьте, пожалуйста, гиперссылку.
Подписка на: журнал «Организмика», газету «Пенсионер и общество».
Книги: Организмика – фундаментальная основа всех наук. Том I-III, Впервые на Земле, История возникновения мировой цивилизации, Книга Ра, Языки мира, История славян русов, Славянская энциклопедия, Энциклопедия свастических символов, Энциклопедия Организмики.
Грысик Н.Е. 1992
Восточнославянское собрание МАЭ включает зубы щуки (№ 6962-153 а, б) из Архангельской губ. У русских, как и у многих других народов (славянских, германских, финно-угорских и др.), зубы щуки служили оберегом: их вешали над входом в жилище от порчи и болезней, для удачи на рыбной ловле. Щучью челюсть брали на рыбную ловлю в качестве амулета, в истолченном виде ею лечили «испорченную» собаку охотники и т. д.
А. С. Токарев отмечал особую роль щуки в обрядах и фольклоре восточных славян: «В противоположность птицам, рыбы не играют почти никакой роли в верованиях восточных славян (в числе немногих исключений – магические обряды со щучьими зубами и упоминание щуки в заговорах), хотя в фольклоре, особенно в сказках, фигурируют часто» [1].
Мотив щуки, загрызающей грыжу, встречается в заговорах на эту болезнь: «...есть на акияне-море белой камень, и под белым камнем щука золотая и перьё золотое, и зубы золотые, и приди, щука, к рабу божию имяреку и выгрызи... своими золотыми зубами грыжу...» [2]. Некоторые обряды лечения грыжи включали не только вербальный, но и реальный и акциональный компоненты: заговор наговаривался на щучьи зубы, а затем ими водили по грыже [3]. Иногда после прочтения заговора знахарь производил символическое загрызание грыжи с помощью щучьей челюсти [4].
По традиционным русским представлениям, грыжа – это сверхъестественное существо, вселяющееся в человека и грызущее его. Об этом свидетельствует этимология слова «грыжа» (общеслав., от «грызть»), тексты заговоров: «Грыжи вы, грыжи, не ешьте грыжи, не грызите, грыжи, у раба божья, ешьте, грызите пень да колоду» [5]; «Я... спросила у грыжи: – Чем ты питаешься? – Ем я песочек, пью холодную воду. – Врешь, грыжа, ешь сырое мясо, льешь живую кровь» [6]. На Русском Севере грыжа рассматривается как «болезнь, прогрызающая дыры в паху» [7]. Обряд лечения грыжи с помощью щучьих зубов, а также мотив загрызания грыжи щукой основаны на принципе: «подобное лечится подобным». Н. Познанский, исследовавший мотив щуки, загрызающей грыжу, отмечал, что он «развился в заговорах от грыжи» [8]; по-видимому, впоследствии он перешел в другие лечебные заговоры (на нокоть, уроки и др.).
«Загрызать» грыжу зубами могут также другие животные или человек. Н. Познанский писал: «Наиболее распространенный способ лечения этой болезни – „загрызание” грыжи зубами» [9]. Так, на грыжу выпускали живую мышь, если она кусала грыжу, то больной должен был выздороветь. В некоторых районах Русского Севера обряд лечения грыжи называется загрызать грыжу. Чтение заговора сопровождается тем, что мать или знахарка через платок осторожно кусают больное место: «„Сама мати родила, сама и приносила, сама и грыжу загрызала, все двенадцать грыж... загрызаю, загрызаю, загрызаю”, – загрызть пуп через платок» [10].
По архаическим представлениям, в некоторых частях человеческого тела и животных наиболее высокая концентрация жизненной силы. К ним относятся: зубы, волосы (шерсть), ногти (когти) и др. Жизненная сила сохраняется в зубах и после того, как они отделены от животного или человека. Высокая концентрация жизненной силы в значительной степени определяет магическую силу щучьих зубов, их «способность» выгрызать болезни, отпугивать нечистую силу и т. д. Кроме того, щука обладает рядом признаков, определивших и мифологическое значение контекстов, в которых она присутствует.
Одним из важнейших ее атрибутов являются острые зубы. Этот признак постоянно подчеркивается в различных жанрах русского фольклора, например в сказках: «щука зубастая», «щука востра» и др. Некоторые русские загадки построены на употреблении слов и выражений в переносном смысле: зубы щуки – серп, коса. Например: «Щука прянет, весь лес вянет»; «Летела щука потатура, леса потронула, леса-то пали, горы-то встали». В русских пословицах также подчеркивается этот атрибут щуки: «Щука умерла, да зубы остались» (снулая на вид неосторожным откусывает пальцы) [11], ср. карельские пословицы: «Щука умирает, да зубы на земле (на этом свете) остаются»; «Щука умирает, зубы остаются» (если родственники ссорятся после смерти основного спорщика) [12].
В соответствии с балто-славянскими представлениями о вертикальной трехчленной структуре мира, рыбы, в частности щука, являются классификаторами нижнего мира – мира мертвых. В некоторых фольклорных произведениях рыбы олицетворяют этот мир. Герой, побывавший в чреве рыбы – «ином» мире и испытавший «временную смерть», обладает магическими способностями [13]. В русских волшебных сказках в качестве поглотителя иногда выступает щука [14] (ср.: герой южнокарельских рун Илмойллине опускается в утробу огромной щуки или змеи для того, чтобы овладеть «вещим» знанием).
Существенный признак щуки – ее пестрая окраска. Л. Г. Невская отмечает: «Пестрота является маркированным признаком, выделяющим предмет как обладающий особыми свойствами» [15]. Пестрая окраска в народном сознании воспринимается как негативный признак: «пестрый» – связанный с нижним миром мертвых. В литовском фольклоре популярен образ пестрой щуки, выступающей как посмертное воплощение души [16]. По русским представлениям, щука также может выступать как вестник смерти: если перед рыбаком плеснет хвостом щука, то он умрет в течение двух лет. В народном сознании рыба ассоциируется со змеей; один из атрибутов, их объединяющий, – пестрая окраска. Змея также является классификатором нижнего мира и связана с представлениями о смерти. У русских существует примета: если к человеку бросилась змея – значит, за ним «гонится смерть» [17].
Связь щуки с нижним миром, где локализуются смерть и болезни, по-видимому, и определила ее использование при лечении некоторых болезней. Так, у индоевропейских и финно-угорских народов щука используется при лечении желтухи. Желтуха получила название по цвету, который приобретает кожа больного. Желтый цвет – это цвет «иного» мира [18]. По народным поверьям, болезнь нередко наступает в результате того, что в человека вселяется мифологическое существо – представитель «иного» мира. Обряд лечения желтухи обладает семантикой – «передать болезнь щуке»: «Для этого садят в лохань одну или несколько живых щук. Больной наклоняется к лохани, пристально смотрит на щук и при этом часто сплевывает в лохань. Щуки глотают слюну, и желтуха переходит на них: сначала у щук делаются желтыми глаза, а потом они и сами начинают желтеть» [19]. Затем щук выбрасывали в реку. По народным представлениям, на них перешла желтуха, и они унесут болезнь в нижний мир. Желчь щуки использовалась при лечении куриной слепоты. В. Я. Пропп, исследуя слепоту бабы-яги, показал ее связь с «иным» миром: «Временная слепота... есть знак ухода в область мертвых» [20]. По-видимому, это представление и определило лечение куриной слепоты желчью щуки, связанной с миром мертвых.
По традиционным представлениям, рыба, в особенности ее икра, также символизирует плодородие. Так, по икре щуки русские определяли, каким будет урожай: «По первой щуке, пойманной ранней весной, поселяне делают заключение о будущем урожае: если икра в щуке толще к голове, то лучший урожай будет от ранних посевов, а если к хвосту, то от поздних посевов; икра ровная предвещает посредственный урожай» [21]. В Заонежье (Медвежьегорский р-н) щуку использовали в обряде обхода стада [22]. Смысл этого обрядового действия заключается в том, что щука служила здесь оберегом, а также должна была способствовать плодородию скота. В восточнославянских сказках «Иван-сучич» есть мотив чудесного рождения героя от съеденной женщиной щуки или ее части. У белорусов щука связана с мужским началом: если беременной женщине снится щука, то у нее родится сын [23]. По-видимому, в дальнейшем щука получила новую семантику — в подблюдных песнях она предвещает замужество и является символом богатства:
Идет щучка
Из Бела-озера.
Слава!
Воз везла
Из Новагорода,
На щучке фуфаечка
Серебряна-позолочена,
Как два глаза,
Как два яхонта.
Кому песню поем,
Тому добро.
Кому сбудется,
Не минуется.
Слава! [24].
Щука – самая или одна из самых крупных рыб многих водоемов и рек России (Европы). Этот признак (par exellence), а также ее хищный нрав, по-видимому, и определили представление о том, что щука является хозяином воды. А. Н. Афанасьев приводит поверье литовцев о щуке Струкис – хозяине озера, под властью которой находилась вся остальная рыба. Струкис постоянно бодрствовала, охраняя рыбу, а засыпала лишь один раз в год на Ивановскую ночь. Однажды рыбаку в то время, как щука спала, удалось наловить полную лодку рыбы, но Струкис вовремя проснулась и опрокинула ее. После этого щука стала менять время сна [25]. У литовцев также существует поздняя христианская интерпретация мотива щуки – хозяина водоемов: щука перевозит Христа через реку, в благодарность он делает щуку королем рыб [26].
В русском фольклоре представления о щуке – хозяине водоемов – нашли отражение в трансформированной форме. В былине-пародии «Небылица про щуку из Белого озера» повествуется об огромной щуке, одной щеки которой оказывается достаточным, чтобы накормить большой пир. Мотив щуки, проглатывающей детей и животных, восходит к представлениям о жертвоприношениях, приносимых хозяину воды:
Да, во славном было да Беле-озере
Заселилась да щука преогромная.
Да ребят-де хватат, да жеребят глотат [27].
По представлениям русских, водяной может выступать в образе щуки. Иногда его облик состоит как из архаических зооморфных черт (и том числе щучьих зубов, рыбьей чешуи), так и более поздних – антропоморфных: «Ростом аршина полтора, ширина в плечах около аршина, голова большая, глаза мутные, бровей и ресниц не было... рот широкий, зубы белые, резкие и острые, как у щуки, руки длинные, с тонкими пальцами, между которыми, как и на ногах, были перепонки... все тело покрыто чешуей цвета человеческой кожи» [28].
Особое отношение к щуке наблюдается у финно-угорских народов. Так, у коми-зырян дух-хозяин водной стихии вакульнередко представлялся в образе щуки: «Коми рыбаки за живое воплощение „вакуль” часто принимали старых щук, особенно если они стояли в воде головой по течению, а не против, как обычно стоят рыбы» [29]. Укоми-пермяков существовало поверье, что в одном из озер обитает огромная рыба – хозяин всех рыб. Она позволяла рыбакам охотиться в озере, но иногда забирала у них в жертву сети, собак или – реже – детей [30]. Как и у русских, по поверьям коми-пермяков, водяной может принимать образ щуки.
В восточнославянских волшебных сказках щука нередко является чудесным помощником героя: сюжеты «По щучьему веленью» (СУС 675), «Чудесное кольцо» (СУС 560), «Смерть Кощея в яйце» (СУС 3021) и др. Исследователи отмечали, что благодарные животные – это тотемные предки. В сказках наэти сюжеты у других народов в роли благодарных животных выступают рыбы разных пород (например, лосось); это свидетельствует о том, что у русских (восточных славян) щука была предметом особого почитания.
В восточнославянских волшебных сказках с щукой также связан мотив оборотничества, который встречается в сказках на сюжет «Хитрая наука» (СУС 325). Колдун превращается в щуку во время преследования своего ученика: «Слышит Федор погоню, кинулся в море и обернулся ершом, а купец за ним щукою, и побежали морем» [31]. Мотивы оборотничества в восточнославянских волшебных сказках сюжета «Хитрая наука» имеют свои особенности: «Из традиционных устойчивых деталей, отличающих восточнославянские сказки этого типа от западных, отметим: ученик, преследуемый учителем-колдуном, превращается в ерша (а не тунца), колдун в щуку (а не в акулу) и не может схватить колючего ерша» [32].
Колдун во время преследования героя превращается в волка, сокола, щуку. Превращаться в этих животных, а также в некоторых других, также способен персонаж одного из наиболее архаических сюжетов русских былин Волх. По мнению многих исследователей, в Волхе совмещены черты чудесного охотника, оборотня, волшебника. Наиболее архаическим вариантом былины о Волхе, по мнению Р. Якобсона, является былина о Вольге и Микуле; черты оборотничества перешли в нее из сюжета о Волхе [33]. В этой былине герой превращается в волка, щуку, сокола:
Стал Вольга растеть-матереть,
Похотелося Вольге много мудрости:
щукою рыбою ходить во глубоких морях,
птицей-соколом летать под оболока,
серым волком рыскать во чистых полях [34].
Р. Якобсон справедливо усматривает в Волхе черты дохристианского культа волка [35]. У русских с соколом также связано немало представлений, например брачная символика. Таким образом, в сказках и былинах щука оказывается в одном ряду с волком и соколом – мифологически значимыми в восточнославянской культурной традиции животными.
Представления о способности колдунов превращаться в щуку также нашли отражение в фольклоре скандинавских народов: в «Эдде» карлик-колдун в образе щуки сторожит несметные сокровища. С. А. Токарев отмечал: «Идея оборотничества вообще обычно приурочивается к тому животному, которое в данной стране служит главным предметом почитания, представляя особую опасность для человека» [36]. Следует отметить, что у русских не зафиксированы поверья о способности колдуна превращаться в щуку; однако, как уже говорилось, это представление нашло отражение в их фольклоре.
Поверья о том, что сильный колдун может превращаться в щуку, до недавнего времени сохранялись у финно-угорских народов. В предании о знаменитом у коми разбойнике-колдуне Ошлапее повествуется о том, как, спасаясь от Стефана Пермского, он превращается в огромную щуку или медведя [37]. Н.Д. Конаков отмечает амбивалентность представлений о щуке у финно-угорских народов: «В то же время наиболее действенными амулетами против колдовских чар были именно медвежьи клыки и концы лап с когтями, а также щучьи челюсти, т. е. как на медведя, так и на щуку масть колдуна не распространялась» [38].
На представления, связанные со щукой, в некоторой степени повлияли поздние христианские представления о рыбах: рыба – это символ Христа. Крест на голове щуки, образованный перекрещиванием костей, у германских народов символизирует страдания Христа; у молокан по этой причине существует запрет на употребление щуки в пищу. У поляков есть поверье о том, что в щуку не может превращаться дьявол. По-видимому, на использование щучьих зубов в обрядах в качестве оберега повлияли и христианские представления о ней.
Представления, к которым восходят фольклорные мотивы и обрядовые действия со щукой, свидетельствуют о том, что в прошлом отношение к этой рыбе у восточных славян носило сакральный характер. В русской традиции представления о щуке зачастую сохранились в виде трансформированных следов, тогда как в традициях других этносов они зафиксированы в более отчетливой форме. По-видимому, на мифологические представления о щуке у русских оказала влияние финно-угорская традиция (отметим, что О. Н. Tpубачев и В. Н. Топоров выдвинули гипотезу о заимствовании слова «щука» из финно-угорских языков) [39]. Уточнить место щуки в низшей славянской мифологии помогут дальнейшие исследования.
Список литературы: