СКАЗКИ НОВОЙ РУСИ 10100100010011011  
  101001000100110111001
  • «Всё».
  • Прыгающие камешки.
  • Солнышко.
  • Подледник.
  • Курица-учительница.

    Полный список статей

  • СКАЗКА ОБ ОЧЕНЬ ЧЕСТНОМ РАБОТНИКЕ, И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО

    Д. Блажиевский

    В одной семье жил гроган. И, как всякий гроган, был он очень огромен и высок, но, как водится, ненамного выше самого высокого в селении человека.

    В той местности, о которой пойдёт речь, иметь в знакомцах грогана было не так удивительно как в наше время. Но при этом, завидно, потому что это был довольно редкий случай, чтобы к чьему-то двору привадился гроган. На всё селение было, может два, может три таких двора.

    Кто такие гроганы? Это, конечно же, фейри, но в отличие от других фейри, во всяком случае, в той местности, о которой идёт речь, гроганы не прятались от людей, если конечно заводили с ними знакомства.

    Зато, знакомясь с людьми эти большущие волосатые существа с суровым лицом и внешностью, но добродушным характером, честно выполняли работу. За которую брали плату, какую, в общем, и могут брать фейри. Гроганы, чаще всего, брали в оплату большую крынку молока в неделю и очень редко, что- либо другое.

    Впрочем… об этом наша история, и мы начнём её по порядку, не забегая вперёд.

    Гроган, о котором идёт наш рассказ жил на приглянувшемся ему дворе уже третий год. Как и большинство гроганов, в оплату он брал большую кринку молока каждую пятницу. А поскольку хозяин дома, на дворе которого поселился наш фейри, разводил коров, то такая оплата его семью никак не заботила. Тем более что наш гроган получал свою плату как раз за то, что пас этих коров.

    Звали нашего грогана – Боол, что означает - бык или буйвол. И надо сказать, что звали так Боола не зря, потому что пастухом он был отменным.

    А чтобы вы в этом не сомневались, скажу, что со стадом коров, на которое нужен бывалый, справный пастух на хорошей лошади да ещё и с двумя собаками, а именно такое стадо и пас наш Боол… Так вот, с таким стадом этот гроган управлялся играючи, без всякого при том кнута и окриков, А у коров от такого с ними обращения, конечно, становится отменным и настроение, и молоко.

    Ну, сами подумайте, какое молоко может быть у запуганной коровы с плохим настроением. И там где другой пастух посылал за задумавшейся и отошедшей от стада коровой собаку или заворачивал её ударом кнута, оставляющим рубец у неё на коже, Боол просто издавал мелодичный свист, и зазевавшаяся корова вновь возвращалась к своему стаду.

    Кстати… К делу это конечно пока не относится, но когда Боол выходил на дальние луга пасти вверенных ему коров, то развлекался тем, что насвистывал мелодии собственного сочинения. И так искусно и красиво он их высвистывал, что многие поначалу приходили послушать, но Боол не свистел ни для кого кроме коров. Потому, что очень стеснялся.

    Да, да, могучие, косматые гроганы - одни из самых стеснительных фейри.

    И в итоге любителям красивых мелодий и деревенским музыкантам, что пытались порой увековечить мелодичные развлечения Боола, приходилось подкрадываться к месту выпаса коров потихоньку и подслушивать, прячась за каким-нибудь бугорком.

    И так, Боол пас коров летом и ухаживал за ними зимой примерно год или чуть больше и исправно получал в оплату свою крынку молока.

    Но через год с небольшим в работящем фейри произошли не слишком странные, но всё же малопонятные изменения. Он попросил себе у хозяина дополнительной работы.

    Случилось это так.

    Как-то ранней весной он подошёл к хозяину, который занимался тем, что готовил к лету вытащенную во двор телегу.

    Боол сначала долго гулял мимо телеги и возившегося с перекошенным колесом хозяина, затем заставил себя, наконец, подойти, остановиться и завязать разговор.

    - Я… Ну… Это…Я в общем… Вот!!!

    Хозяин – добрый малый, обеспокоенный смущением и озабоченностью Боола, оторвался от своей работы и обратился к нему с каким умел вниманием.

    - Чего?.. Чего, «вот»?

    - Ну… В общем… я должен выполнять ещё какую-нибудь работу.

    Отец семейства в замешательстве почесал затылок.

    - Боол, - обратился он к грогану, - тут штука такая – ты ж у меня и так за конного пастуха и двух батраков работаешь, а подношу я тебе за это молока крынку. И так считаю – удача в дому, так что ещё впрягать тебя в работу мне вроде как совестно. Ты ж ни одежды, ни сапог не возьмёшь в оплату, я знаю.

    - Нет! Нет, не надо большей платы, - на глаза косматого грогана навернулись слёзы.

    - Да ты не переживай, не расстраивайся, - поторопился успокоить его хозяин, - слышь, не плачь, не надо. Ты это… Я ж и не предлагаю, я так, - он забавно помахал в воздухе рукой, - так для примера.

    - Правда?

    - Конечно!

    - Ну, тогда, ладно, - Боол всхлипнул для порядка ещё раз и утёр слёзы.

    Дело в том, что когда с гроганом заводят разговор о какой то ещё плате кроме сговоренной, а тем более предлагают одежду, косматые великаны с сурового вида лицом моментально разливаются горьким плачеи, прикрыв лицо огромными ладонями, убегают куда глаза глядят и никогда более не возвращаются.

    - Так что пойми, - продолжал хозяин, - и так, слава богам, ты с нами подружился и помощь такую оказываешь. Так что, совестно мне тебя ещё нагружать.

    Боол всё это время усердно вытирал нос и смущённо перетаптывался на своих богатырских ногах.

    - Да я… в общем это… я справлюсь. Не надо сомневаться. Так надо! Я же ведь сам прошу.

    Вид у Боола был настолько молящий, что смущённый хозяин вновь почесал в затылке, задумавшись, а затем пожал плечами и повёл ладонью в сторону двора.

    - Ну, прибирайся на дворе, ну и в амбаре что ль.

    - Хорошо! Спасибо. Но я же сильный, что ж я кроме приборки не гожусь больше ни на что?

    - Ну, - хозяин вновь почесал в затылке, - в страду будешь помогать зерно обмолачивать, - сказал он, вновь пожав плечами, - я тебе сам и буду снопы-то откладывать. Хм!.. не удобно мне, совестно как-то, ну да что ж поделаешь, если тебе так сильно надо.

    - Спасибо! Надо! Я буду стараться.

    Хозяин вновь смущённо хмыкнул.

    - Ну, пожалуйста, что ль. Раз так угодил тебе.

    И гроган, развернувшись, пошагал за метёлкой, прибрать амбар, а хозяин вернулся к починке телеги. Но тут радостный фейри обернулся и спросил.

    - А что значит «совестно».

    - Ну, как? Как тебе сказать то? В общем совестно бывает, когда знаешь, что делаешь плохой поступок и противно тебе это, а всё равно делаешь.

    Лицо Боола поплясало немного в недоумении, а затем он от души махнул рукой.

    - Не-а, не понимаю, у меня такого никогда не было. Ну ладно, я пошёл в амбар прибираться.

    И с тех пор забот-хлопот у нашего грогана стало ещё больше. Выпасти коров, привести их, помыть, прибрать коровник, а потом ещё и обмолотить отложенные ему в амбаре снопы.

    Зачем грогану это понадобилось? Об этом слушай дальше. А дальше случилось вот что…

    Всю весну Боол ухаживал за коровами и убирался в амбаре и на дворе. А летом ещё, вдобавок ко всему, придумал сам и с превеликим смущением выпросил у хозяина разрешения колоть дрова. Колол дрова он отменно – быстро и аккуратно. Хозяину оставалось только, время от времени выходя во двор, чесать затылок и удивлённо пожимать плечами.

    И, наконец, пришло время убирать хлеб. Накануне страды Боол, умудряясь переделать все свои дела, успевал изводиться нетерпением и всё время переспрашивал «мне сказали, что скоро уборка пшеницы. Нам бы не зазеваться, не пропустить бы нам её. А?»

    Ну и когда, наконец, наступила страда и ощетинившиеся жёсткими усиками колосья пришла пора убирать, Боол так обрадовался, что в первый день, обмолачивая снопы, чуть не сломал цеп. И, специально для него, пришлось сделать другой: крепче и тяжелее.

    И дальше дело пошло, как в прочем и все дела, за которые брался Боол, как по маслу.

    Весь день косматый великан возился с коровами и дровами, а когда все ложились спать, довольно споро обмолачивал отложенные ему снопы.

    А к концу жатвы сложилось так, что хозяину с хозяйкой понадобилось отъехать по делам в город и, в предшествующий отъезду день решили поднапрячься и собрать с поля всё что осталось.

    Снопов скопилась огромнейшая куча, а в доме творилась неимоверная суета, как перед всяким отъездом.

    И так получилось, что сердобольному фейри не отложили причитающиеся ему снопы, а свалили их в амбаре все вместе.

    Взрослые уехали, а в доме остался только хозяйский сын. Может лет шесть-семь ему было, может десять, точно не помню.

    Вечером Боол как всегда взял свой огромный цеп и деловито отправился в амбар, а хозяйский сын лёг спать в своей комнате.

    Под утро, когда солнце ещё не поднялось, мальчика разбудили непонятные звуки и, согнав дрёму, он понял, что это звуки цепа обмолачивающего пшеницу.

    «Что же это, Боол работал всю ночь без сна и отдыха», - подумал мальчик и решил пойти и посмотреть, что же происходит в амбаре. Заглянув в щёлку амбара, он увидел как в свете маленькой свечки измождённый, усталый Боол со взмокшей, слипшейся шерстью, тихо постанывая и едва стоя на тяжело двигающихся ногах, взял очередную охапку пшеницы, положил её на молотильные шкуры, взял свой богатырский цеп, замахнулся, ударил раз, другой, а на третий косматые ноги силача подломились он со стоном осел на земляной пол амбара и повалился пластом с тяжело вздымающейся грудью.

    По косматой взмокшей шерсти стекали крупные капли, а из горла перетрудившегося фейри раздавались клокочущие вздохи.

    Мальчик, ударив в дверь плечом, влетел в амбар и стремглав кинулся к грогану.

    - Ты что же это – всю ночь работал? – мальчик протёр заспанные глаза и увидел, что огромное количество пшеницы, собранное за последние дни целой армией работников, обмолочено почти полностью.

    - Вот это да! Ты обмолотил это всё один? Эдакую кучу? И что, всё за одну ночь? Да ты же без сил совсем… Я сейчас, подожди, - и мальчик стремглав бросился в дом.

    Там он налил крынку теплого молока и, чтобы получше накормить измождённого грогана, но не предлагать ему большего, добавил прямо в неё изрядную порцию мёда и внушительный кусок масла.

    Когда Боол выпил сладкое молоко, ему немного полегчало, и косматая грудь не вздымалась так тяжело, мальчик спросил его.

    - Слушай, Боол, тебе же вовсе забыли отложить пшеницы. В чём же дело? Ты бы должен, наоборот, отдыхать.

    Грогану стало немного полегче, и он уже мог сесть на пол, опершись спиной о стену амбара, но глаза от сладкого зелья, принесённого мальчиком, сделались сонными и немного чудными.

    - А я то и смотрю: нет отложенной кучки, вернее есть, но только вот эта. Я и решил что это моя.

    - Да ты же посмотри, как ты уработался, едва не погиб. Оставил бы, отложил на завтра.

    - а я вот тоже думал да… да, знаешь как-то совестно…

    И в этот момент Боола от выпитого молока с мёдом стало валить в такой сон, что он решил, что умирает и, словно в бреду, перед тем как заснуть пробормотал.

    - Эх, яблочки… яблочек-то я… эх… так и не пое-е-е… хр-р-р.

    И Боол захрапел, забывшись в здоровом богатырском сне, лишь изредка посапывая и почмокивая, словно грудной младенец.

    А мальчик подумал «что же это за яблоки за такие, надо будет выпытать у него. Никогда я от Боола ничего подобного не слышал.»

    На следующий день, когда Боол пришёл в себя, мальчик привязался к нему как банный лист к мокрой попе и не отстал пока не узнал всей правды.

    Боол долго смущался, отнекивался, изворачивался, как умел (а умел он плохо) и колесил, и скрытничал он пока, наконец, в большом смущении, стесняясь и пряча глаза, не поведал о том, что как-то той самой весной мама мальчика несла через двор, из дальнего погреба большею миску мочёных яблок. В этот момент подул ветер, донёс до него запах мочёных яблок и с тех пор он мечтал их попробовать.

    Но гроганы, как и брауни и многие другие фейри считают унизительным брать за работу больше определённой ими платы. Обрадовать это способно только законченного скупердяя, но уж таковы фейри.

    Так вот, Боол и решил, что должен заработать право попробовать мочёных яблок и для этого придумал для начала заняться разной другой работой, потратить на это лет двадцать для начала, а уж затем может быть и завести разговор про мочёные яблоки. Зная нежный характер косматых гроганов можно почти наверняка утверждать, что разговор был бы отложен и через двадцать лет. Очень уж они, гроганы, застенчивы.

    Мальчик быстро сообразил, что у него одного да ещё прямо сейчас не хватит хитрости уговорить Боола принять яблоки, и он решил посоветоваться с родителями. В тайне от стеснительного, сердобольного фейри вся семья сев в кружок обдумывала этот вопрос целый вечер. На следующий день, на вечерний чай в гости были приглашены, староста селения и главный в селении музыкант, который слыл очень рассудительным человеком. И в тот же вечер решение этой деликатной проблемы было найдено.

    На следующий день хозяин, тщательно скрывая расползающуюся на его лице победоносную улыбку, и, даже напротив, наводя на себя очень суровый вид, подошёл к Боолу, выгоняющему из загона коров, и начал разговор со всей тактичностью, на которую был способен.

    - Слышь, Боол? Тут для тебя работа нашлась – никто кроме тебя не справится. Так ты, может, не откажешься, поможешь.

    - Конечно, конечно, - поспешил согласиться Боол, - когда это я от дела лытал. Я буду очень рад, если для меня найдётся ещё работа.

    - Ну, а раз согласен, слушай, - хозяин почесал затылок, а затем, приобняв грогана за могучую косматую лапу, принялся, прогуливаясь, растолковывать ему суть дела.

    - Тут такое дело, селение у нас, сам знаешь, большое, и часто бывают: дни рождения, свадьбы, с богами там связанные праздники, сейчас вон опять же окончание страды будем праздновать…

    Боол слушал с большим вниманием, но пока никак не мог взять в толк: когда же пойдёт речь о той тяжёлой работе что одному ему под силу.

    - Во-о-о-т, - продолжал хозяин, - а на праздниках, сам понимаешь, люди пляшут и поют и, сам понимаешь, под музыку,

    - Ну конечно, конечно же, какое веселье без танцев, - соглашался Боол.

    - Так вот ты б не отказывал… Тут, видишь ли, пришёл ко мне главный наш музыкант, ну да ты его знаешь – лысый такой. Во-о-о-т, о чём бишь я? А! Да! Так вот приходил и сетовал всё, понимаешь, что, мол, играют-то его ребята на своих инструментах хорошо и у него-то тоже из рук пока музыка не валится, а вот новые мелодии, что так радуют людей, сочиняет он со всё большим трудом. Так ты не откажи уж, сочини чего, просвисти ему разок, а уж он запомнит.

    - Вот так работа… Я то думал деревья валить, или там, в кузне, - удивился Боол, - ну, то, что мне только по силам.

    - Так именно это только тебе и по силам. Кроме тебя помочь-то некому, - развёл руками хозяин, - ну так что музыкантам передать? Рассчитывать на тебя или нет?

    Боол долго стеснялся и не решался на такую помощь, но, наконец, решившись, согласился поделиться с музыкантом своими мелодиями, сидя в дальнем погребе, чтобы их никто не мог услышать.

    - Ну, а раз согласен, - подвёл итог разговора хозяин, - то по рукам?

    - По рукам, - согласился фейри.

    - Ах да! Совсем забыл, - хозяин шлёпнул себя ладонью по лбу, - у музыкантов, видишь ли, тоже свои правила - обычаи есть и мелодии твои они за даром принимать не желают, - он замахал руками, изображая по возможности серьёзный вид, - ты только не пугайся, я их уже отговорил вроде, но они хотели принесть тебе вот эдакую кучу всяких пирогов–сапогов, - и он развёл руки как возможно широко, показывая ужасающие объёмы подарков.

    Фейри быстро прикинул, какой огромный бутерброд из порогов и сапогов уместился бы между ладонями довольно длинных рук хозяина, и ему чуть не стало дурно.

    - Не надо! Я очень прошу не надо! – запричитал огромный косматый детина.

    - Вот и я им говорю, - подхватил хозяин, - не надо, говорю. Боол не тот парень, говорю, чтоб наживаться на этом деле.

    Хозяин ненадолго замолчал и, вроде как, поборовшись с собой секунду, продолжил, беспомощно разведя руки в стороны.

    - А они говорят «у нас правило – без даров ну ни как нельзя» А я им тогда говорю, что, мол, если хотите мелодий, идите со своими дарами куда подальше, а я с Боолом сам разберусь. Буду, вона, для порядка давать ему какой-нибудь пустяк, ну, скажем, по пятницам я даю ему крынку молока, а в остальные дни буду давать по мочёному яблоку. – Хозяин с довольным видом пристукнул кулаком по дубовому загону, – Здорово я придумал, а! А то, не отстали бы, честное слово, со своими пирогами – сапогами.

    Боол потупился и стал смущённо расчёсывать на себе шерсть.

    - Да уж.. Спасибо… Выручили…

    Тут в руках у хозяина, откуда не возьмись, появилась огромная глиняная миска мочёных яблок.

    - Вот, - указал он на яблоки, - тут всех сортов. Ты попробуй, пожалуйста, и выбери, какими мне с тобой расплачиваться.

    - Но, целая миска,.. - смутился Боол.

    Ты выбери, выбери… Чтоб мне лишнего не мочить, не прибавляй мне забот.

    И, почти силой сунув в могучие лапы грогана миску мочёных яблок, хозяин скрылся, изображая страшную спешность.

    Так с тех пор и повелось, что гроган по имени Боол по-прежнему пас коров и, порой удаляясь в погребок, делился с главным музыкантом своими мелодиями. И, конечно же, каждый день (кроме пятницы) удаляясь на пастбище, получал огромное мочёное яблоко и уходил, восторженно его обнюхивая, смешно подпрыгивая и забавно дрыгая от радости ногами.

    Вот такие они гроганы. Огромные косматые великаны с богатырской силой, а точно дети.

    на начало